(продолхение,  назад)  

 

                               МЫ,  ПРАВО  И  ЗАПАД  (2)                                                             

 

 

 И речь здесь не обо мне лично, просто все познается в сравнении. Я, слава Богу, никогда не имел никакого особого отношения к тем диссидентам-супердемократам, которые еще с перестроечных времен стали считать, что если органы ГБ за политику уже не сажают (и прежде всего – их самих), то демократизация – налицо. О все более расширяющимся и ужесточающимся (под бурные восторги о демократизации) произволе милиции, прокуратуры и судов против простых граждан, составляющих подавляющее большинство населения, эти демократы-гуманисты предпочитали помалкивать. Как и об отношении народа (интересы которого демократы должны выражать по определению!) к такой "дерьмократизации”. Дело даже не в том, есть ли в случаях со мной какие-либо политические мотивы. Хотя, конечно, сейчас моя история с "вялотекучкой” – случай уже уникальный. Да еще и то мое административное дело сфабриковано так грубо, что не лезет в ворота даже нынешнего насквозь фальшивого правосудия. К слову сказать, в нарушение закона никакие процессуальные документы по тому делу в установленном порядке мне не предъявлялись, в результате чего мне до сих пор официально не известны те предусмотренные законом конкретные факты правонарушений, за которые я отсидел 15 суток.  Но самое главное в том, что подобными беззаконными методами государство действует против всех, кто в эту систему власти не входит и не согласен играть с ней по ее правилам, - т.е. против подавляющего большинства нашего общества. Еще с диссидентских времен у нас известно, что если человек явочным порядком – т.е. невзирая на запрет власти - защищает какое-либо свое законное право, то тем самым он защищает аналогичное право всех остальных.

 

Давно было понятно, что советские законы существуют только для того, чтобы "пудрить мозги” доверчивому Западу. И советскому режиму всегда это удавалось с грандиозным успехом. Западные советологи и раньше-то не уделяли особого внимания сопряжению советских законов с правоприменительной практикой советского государства. А уж с перестроечных времен это приняло откровенно изощренные формы, особенно после провала "путча” 91-го, когда старую советскую власть объявили новой демократической. После того "молодой российской демократии” прощали любые гнусности, объявляя их то происками ее врагов, то, в самом крайнем случае, издержками и болезнями демократического роста. Хотя такое вполне справедливо можно сказать про страны Прибалтики и Восточной Европы.

 

Действие права опробовано всей многовековой историей  человечества в ходе общественной практики во всех областях жизнедеятельности человека, общества и государства - от брачных контрактов до международных договоров, от мелких правонарушений, типа безбилетного проезда в трамвае, до государственной измены в виде шпионажа или заговора с целью захвата власти.

 

Широко распространено мнение, будто вопрос о юридических гарантиях прав человека имеет только общий гуманитарный смысл - после Хельсинского соглашения 1975 года это еще именуют "третьей корзиной”. Может где-нибудь так оно и есть, но только не в нашем советском государстве.  Беззаконие, как основа советской власти, пронизывает всю жизнь нашего общества сверху донизу и слева направо – от реальной морали до войны и разведки. У нас эта  гуманитарная проблема является составной частью более глобальной проблемы государственного порядка: чем регулируются основные правила функционирования государства во всех без исключения областях жизни – правом или чем-то другим. В нашей стране вся жизнь определяется не законами, а нигде официально не опубликованными правилами игры, которые с законами имеют очень мало общего. А поскольку власть у нас держится на лжи и беззаконии, то и ее правила игры полностью этому соответствуют. Они у нас одинаково обязательны и для Генпрокуратуры, и для адвокатов, и для СМИ – и для всех других властных и околовластных структур. И у нас вопрос о соблюдении законных прав всех субъектов правоотношений с 17-го года имеет крайне важное чисто практическое значение для всех и вся.

 

27 декабря 1979 г. в Кабуле советские разведывательно-диверсионные подразделения армии и ГБ провели операцию "Шторм–333” - знаменитый впоследствии штурм дворца Амина, который общепринято считать началом войны в Афганистане (война "за речкой”). И который среди профессионалов считается образцом блестяще проведенной спецоперации. "Шторм” проходил по плану и под командованием начальника Управления "С” ПГУ КГБ СССР генерал-майора Дроздова Ю.И. Перед началом генерал Дроздов и полковник Колесник (спецназ ГРУ ГШ) представили план штурма в посольство большому военному начальству для утверждения. Начальство устно план одобрило и приказало действовать, но подписывать его не стало. Спустя много лет, в своих воспоминаниях «Операция «Шторм-333», отставной генерал Дроздов рассказывает, как через несколько дней после штурма возвратился в Москву и был принят для доклада начальником Генштаба маршалом Огарковым Н.В. Маршал увидел, что под планом нужных подписей нет, без слов все понял и выругался в адрес своих генералов, по малодушию не утвердивших крайне важный и единственный боевой документ операции (см. Альманах "Вымпел”, N 3, 1999 г., С. 70). Можно ли представить себе подобный случай в любом другом, пусть даже не в очень демократическом государстве?!

 

Во всем мире издавна заведено, что либо командир одобряет представленный ему план, своей подписью его утверждает и приказывает действовать. Либо не одобряет, не утверждает, не подписывает и не приказывает. Многозвездные генералы решили перестраховаться. Если бы штурм кончился провалом – полсотней растерзанных очередями трупов офицеров спецназа у дворца Амина – то большие начальники все свалили бы на преступное самоуправство генерала Дроздова (там он был известен как «генерал Лебедев»). Мы ничего не утверждали и не подписывали – это все карьерист и политический авантюрист генерал Лебедев захотел отличиться перед Москвой, в боевой обстановке самовольно начал штурм без надлежащего приказа, что и привело к тяжким последствиям. Он грубо нарушил советское военное законодательство, и его надо расстрелять по п. "в” ст. 260 УК РСФСР за превышение полномочий! Могло ли где-нибудь, пусть даже в фашистской Германии, быть, чтобы генералам приказывали воевать по не утвержденному плану, потому как начальство утверждать его не захотело?! Глубинная беззаконная сущность советского  режима внешне, непосредственно или опосредствованно, проявляется во  всем – от очень общих гуманитарных проблем до конкретных штурмов дворцов "за речкой”, от явлений культуры до действий спецназа, от динамики рождаемости до активности флотов.

 

С самого начала послеельцинской эпохи генерал Дроздов Ю.И. известен как  горячий сторонник президента Путина (и, судя по послужному списку, - один из самых серьезных), возлагающий на него большие надежды в деле вывода страны из нынешнего состояния к нормальной жизни. Полностью разделяю и поддерживаю отношение Дроздова к ельциноидным временам. Но при этом у него (как и у многих других) остается за кадром вопрос о глубинной первопричине всего – о прежнем по сути беззаконном советском режиме. Юрий Иванович! Вы двенадцать лет возглавляли нелегальную разведку КГБ СССР. И Вы, как никто другой, знаете, что нельзя судить о чем-либо только по внешним формам. Вы что, и вправду не понимаете, что первопричиной многих нынешних неразрешимых проблем является исключительно беззаконный советский режим, с крахом которого эти проблемы отпадут сами собой?! Например, коррупция в ее советском виде. Или Вы всерьез считаете вполне нормальным, когда "генерал Лебедев” при исполнении своих прямых служебных обязанностей должен идти на воинское должностное преступление только из-за того, что многозвездные генералы не захотели оставить свои автографы на его плане?!

 

Сторонник Путина отставной генерал-майор Дроздов – профессионал высочайшего класса. Президенты приходят и уходят, а такие профессионалы остаются всегда. Говорят, во времена холодной войны он чуть ли не официально считался на Западе самым опасным человеком во всей системе советских органов государственной безопасности. Наверное, в те времена на него анонимки в ЦК писали, будто он сосредоточил в своих руках непомерную власть над Западом (говоря словами Александра Зиновьева). Не спрашиваю у генерала Дроздова, считает ли он всерьез, что нынешнее мелкое шакалье и их последователей можно приучить к порядку без массовых уголовных репрессий. Даже такую вопросительно-утвердительную форму он воспримет как явно незаслуженное оскорбление. А без государственного порядка, основанного на законе, а не на беззаконии, нынешнее положение в принципе не изменится. А великая страна с богатейшими природными, интеллектуальными и людскими ресурсами так и останется сырьевым придатком нормальных стран и мировой свалкой.

 

Справедливости ради, необходимо сказать, что в самые последние годы  в отношении Запада к нашей демократии все-таки произошли серьезные изменения. Там заговорили, что российская демократия на деле является не совсем тем, что в западных странах принято понимать под словом "демократия”. Нынешнюю власть стали называть "нелиберальной демократией”, "квазидемократией” и т.д. Что западные политологи понимают под такой своей терминологией вряд ли понятно и им самим. Так, по своему точному смыслу словосочетание "нелиберальная демократия” означает демократию без прав и свобод. Это определение содержит взаимоисключающее противоречие между  определением и определяемым, как, например,  выражение "сухая влага”. Проще говоря, хотела того западная интеллектуальная и политическая элита или нет, но факт построения у нас демократии без прав и свобод человека и гражданина, тот факт, что демократия у нас - фальшивая, был признан ими не только в кулуарных разговорах, но и на уровне научных аналитических разработок. Только используемые научные определения стали носить ненаучный характер.

 

Но Бог с ними, с определениями. Гораздо интереснее причины такого резкого "прозрения” Запада. А причины эти не имеют никакого отношения к правовым. Просто в августе 98-го в России приключился финансовый кризис, дефолт, а Запад больно ударили по карману с его немалыми финансовыми средствами, вложенными в наш фондовый рынок. К тому же и эпоха Ельцина подходила к концу – "друг Борис” еще до своей отставки стал явно отработанным персонажем. В советской армии есть такой способ обучения новобранцев. Нерадивому солдату, плохо понимающему военную науку, командир приказывает пробежать несколько десятков кругов вокруг плаца по принципу: "Не доходит через голову - дойдет через ноги!” Похоже, у западных специалистов по России через голову -  то есть рациональными правовыми методами - тоже мало чего доходит. Зато сразу дошло через карман - когда по нему больно ударили. Кто в это не верит, рекомендую им сравнить отношение руководства западных демократических стран к России в первой и во второй чеченских войнах - разница как между небом и землей. И никаких иных вразумительных причин такой разницы придумать невозможно.

 

Да еще и новое кремлевское начальство решило сменить свою экономическую и общественно-политическую обслугу - президент Путин начал жесткие "наезды” на олигархов и подконтрольные им СМИ. Что и у нас, и на Западе сразу вызвало вопли об угрозе свободе слова как гарантии всех остальных демократических прав и свобод. Впрочем, об адекватности понимания Западом нашей реальности и сейчас говорить не приходится. Суть их понимания российских реалий сводится к тезису: "Гусинский на бутырских нарах - в России нет демократии, Гусинский на воле - есть демократия, хотя и не совсем демократичная”. Все сказанное в полной мере относится и к нашим демократическим СМИ. Арест Гусинского наглядно продемонстрировал и олигархам, и журналистам, и всей остальной ельцинской элите их место в обществе, четко обрисовав перспективу. Арест стал переломным моментом, когда большинство наших демократов сразу стали демократами не только на словах. Тут же в прессе начали говорить несравнимо больше и о тех методах произвола против простых граждан, о которых раньше все знали, но помалкивали, и еще о многом другом.

 

В "Континенте” N 93 я писал про ельцинские времена, что тогда российские демократы, правозащитники, в том числе и признавшие эту власть законной бывшие диссиденты-политзеки, сами сделали все для уверения Запада в конце советского режима в августе 91-го, а когда эту ельциноидную публику жареный петух клюет в одно место, все они хором принимаются ругать Запад за чрезмерно мягкое отношение к кремлевскому начальству. Сейчас все почти то же самое, только клюнули их очень сильно, и ярче всего это проявилось в журналистах и в редакционной политике СМИ. И что бы там они потом не говорили: ничего не знали, не понимали - все равно, это вещи простые и понятные, очевидные и вопиющие, не знать и не понимать их может только тот, кто не хочет  этого делать. После того, как их клюнули, положение резко изменилось, но и сейчас еще далеко от объективного. Но это сейчас. А раньше ... Демократические редакторы и журналисты утверждали (и сейчас утверждают!), что тема защиты прав человека якобы не вызывает интереса. У кого не вызывает интереса? У власти с демократической элитой или у  широких народных слоев, чьи права нарушаются грубо и постоянно?!

 

Правовой принцип равного масштаба, более известный как принцип всеобщего равенства перед законом, одинаков для всех. И как всякий принцип, он либо есть, либо его нет вообще. Если демократия только для элиты, то это вообще не демократия. Да и только для элиты демократии быть не может - она или для всех, или ни для кого. Ярким примером тому служит президентство Путина, начавшего менять правила игры в обществе, что прежде всего коснулось всей экономической и общественно-политической обслуги. Гусинский на бутырских нарах - самый яркий символ той деятельности. Если считать Владимира Гусинского политзеком N 1, то это все по тому же отсчету, по которому диссидентом N 1 был  Генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Горбачев.

 

В нашем безвольном обществе все политические события являются внешним выражением глубинных чиновничьих разборок внутри аппарата. Путина уже не устраивают сложившиеся при Ельцине правила игры в госаппарате и обществе, он начал резко их менять, что прежде всего и наиболее заметно коснулось ельцинской элиты. В советском государстве -  ситуация вполне обычная. Внешним выражением таких новшеств служат политические  линии Кремля на "укрепление вертикали власти”, "равноудаленность олигархов” и "деприватизацию власти”. Отсюда и вопли о конце демократии, и новые "конструктивные оппозиции” со старыми изъянами. В нашем безволии при большевитском политическом режиме любые "конструктивные оппозиции”, предполагающие признание власти законной, независимо от желания оппозиционеров будут всего лишь "бунтом на коленях” или - коллаборационизмом. А попросту говоря, - «ссучиванием». Кстати сказать, за такие попытки превратить откровенно "легавую демократию” во что-то хотя бы с виду более-менее приличное Путин и получил обвинения в "гэбэшном уклоне”.

 

В нашем безвольном обществе пытаться изменить советскую власть путем демократических реформ бесполезно. Во времена перестройки была партийная кампания по конверсии ВПК. Помнится, тогда ходил анекдот, как ракетный завод начал выпускать детские игрушки - из цеха готовой продукции выходят те же ракеты, только на них написано, что это куклы, чебурашки, ваньки-встаньки... На недоуменный вопрос журналистов директор завода отвечает, что если у них ракетное производство, то сколько его ни конверсируй, какие бы наименования готовой продукции ни давай, все равно будут получаться только ракеты. У этого анекдота есть и скрытый контекст: перестраивать советскую власть реформированием невозможно - в результате получится только советская власть. Возможны только различные вариации одного и того же, как с конверсией ракет. Наиболее ярко абсурдность ситуации проявляется, когда основу демократизации во всех областях жизни видят в принятии новых хороших законов, хотя заведомо известно, что это государство соблюдает свои собственные законы только тогда, когда ему это нужно.

 

Многие исследователи, особенно западные, слишком уж "зацикливаются” на значении органов ГБ для советской системы власти. Здесь ГБ понимается именно в смысле юридически оформленного органа тайного политического сыска, в отличие от других наших карательных органов - милиции, прокуратуры, суда и т.д. Конечно,  роль ЧК-ГБ в возникновении и функционировании советского режима переоценить трудно. Но почему считается, будто только органы ГБ способны заниматься политическими репрессиями?! В нашем сумасшедшем государстве политическими преследованиями может по приказу властей заниматься кто угодно, хоть рыбнадзор. Впрочем, не знаю как насчет рыбнадзора, но люди одной из самых гуманных профессий, врачи-психиатры, политическими репрессиями в СССР занимались так, что было явно не по себе даже платным (и бесплатным) советским друзьям на Западе. Использование психиатрии в политических целях было одной из самых позорных страниц в советской истории. Александр Солженицын назвал это советским вариантом газовых камер.  И почему считается, что если ГБ сейчас диссидентов не сажает, то советская власть рухнула?!

 

Чрезвычайно преувеличенная роль ГБ происходит еще оттого, что те, кто имеет возможность выразить свое (или чье-то еще) мнение в научных трудах и СМИ - творческая интеллигенция, составляющая очень узкую часть общества, страдала больше всего от ГБ. И для них, как для мышки, страшнее кошки зверя нет. Так в хрущевские и горбачевские времена коммунистические историки и пропагандисты говорили о пике сталинского террора в 37-м году, ругая Сталина и обвиняя его в нарушении социалистической законности и ленинских внутрипартийных норм. Хотя массовый большевитский террор против народа начался с Ленина, а в 37-м только достиг своего логического конца, перекинувшись без всяких препятствий на очень большое начальство - на породивших его главных палачей, на ленинскую гвардию.

 

Продолжение